Идущие впереди века. Из рассказов геолога - Анатолий Музис

Надежда Николаевна трогает его за рукав.

– Какой вы рассеянный, – улыбаясь, говорит она. – Я уже два раза обращаюсь к вам.

– Задумался, – отвечает Векшин, все еще улыбаясь своим мыслям.

Надежда Николаевна понимает эту улыбку по своему. – Почитайте что-нибудь, – просит она. – Вы так хорошо читали там, на чердаке.

– Что же Вам прочитать?

– Что хотите.

Мысли Векшина о доме и он по настроению читает:

– Я уезжал. Ты, помню, мне сказала:   «Останься на день».                    Я не мог. В тот миг,   Я знал, ты ненавидела вокзалы   Как самых кровных недругов своих.      А я… я гнал намеченные сроки.   Рассчитывал движенье поездов.   За край родной, желанный и далекий,   Я все на свете был отдать готов.      Перед глазами сторона иная.   Но где б я ни был, в стороне любой   Я с каждым разом ярче постигаю   Как накрепко мы связаны с тобой.

– Чьи это стихи? – после минутной паузы спрашивает Надежда Николаевна.

– Мои.

– Ваши?!

– Ну, да, а что?

– Нет, я ничего. Очень хорошие стихи, – говорит Надежда Николаевна с улыбкой. – Это кому же, вашей любимой?

– Жене.

Надежда Николаевна становится серьезной. – Вы женаты?

– И даже имею сына.

– А давно Вы женаты?

– Шесть лет.

– А что делает Ваша жена?

– Ну, Надежда Николаевна, Вы с меня целую анкету снимаете.

Надежда Николаевна замолчала, но видимо считая, что нужно доводить до конца раз начатый разговор, опять обратилась к нему:

– Можно еще один вопрос?

– Ну, если только один…

– Скажите, Вы… ни разу не изменяли ей?

Удивление Векшина было столь разительно, что она сразу поспешила с объяснением:

– Ведь Вы так подолгу не бываете дома…

– Видите ли, Надежда Николаевна, – стараясь быть по возможности более точным, сказал он, – у человека, кроме его физических потребностей существует и интеллектуальная сознательная жизнь, которая включает в себя и такое понятие как верность. Верность семье, слову, самому себе. Вдумайтесь в Ваши слова. Следуя их логике, уезжая куда-нибудь за океан, мы можем изменить своим взглядам, своим принципам, стать изменником в государственном понимании этого слова.

– Что Вы! Я не хотела этого сказать.

– Пьянство, Надежда Николаевна, начинается с кваса.

на не ответила, о чем-то глубоко задумавшись и наступило молчание, которое очень кстати прервал Столетов, возвестивший, что «можно снедать»

7

Утром по компасу и аэрофотоснимку Голубева вывела отряд к Чернушке – мелководной речонке, настолько мелководной, что виден весь галечник на дне. Но вода в ней темная, от этого, видимо, и происходит ее название. Первые же шлихи дают большое количество черного тяжелого песка. Просушенный, он притягивается магнитом. Векшин настораживается.

Правда, он знает, что земная кора повсеместно содержит в себе железо и черный шлих это еще не промышленное месторождение, но ведь недаром же Луговой говорил ему, что здесь должно быть железо. А вдруг оно и в самом деле имеет здесь выходы на поверхность?

Уточнение маршрутов

Чернушка настолько в зарослях, что идти поймой нет никакой возможности. Голубева вновь отрывается от реки и ведет отряд коренным берегом. Время от времени все же приходится опять спускаться к ней, Векшину и Столетову взять шлих, Надежде Николаевне составить описание берегов, Любовь Андреевне для определения выходящих пород. Все это очень задерживает и до первого настоящего обнажения добираются только часам к четырем. На этом участке вместо заболоченной поймы – обрыв. Он так же густо покрыт растительностью и Чернушка почти не проглядывается, но Голубева, разглядывая аэроснимок, говорит:

– Здесь.

Володя, хватаясь за ветки и землю, лезет вниз и вскоре из-под обрыва раздается его голос, подтверждающий, что обна-жение именно здесь.

– Только осторожней, – кричит он. – Здесь метров восемь и круто. Раздвигая кустарники Векшин полез на его голос. Он нащупал ногой точку опоры, перехватил правой рукой и опять ухватился за ветку, но на середине пути почва у него под ногами поехала, он соскользнул, на мгновение повис на ветке, а затем, разжав руки, оттолкнулся ногами о землю и упал на колени. Он тотчас вскочил. Володя стоял рядом. Перед ними возвышалась открытая скалистая стена с нависшим над ней земляным карнизом. Первая мысль у Векшина была, что это такие же диабазы, которые встречались по реке, но вслед за ним уже кто-то спускался и он крикнул:

– Осторожней!

Это была Любовь Андреевна. От камня к камню, от ветки к ветке, с цепкостью опытного ползуна она спускалась вниз и благополучно очутилась на том месте, где уже стояли он и Володя.

На обнажении

– Смотрите-ка, – удивился на нее Векшин. – Я и не ожидал, что Вы можете так. Даже лучше, чем я.

– Да, – засмеялся Володя, – у тебя был головокружительный спуск.

За Голубевой спустилась Надежда Николаевна, за ней Валентин. Он никак не мог решиться выпустить из рук спаситель-ную ветку и последние два метра съехал, что называется, «на мягком месте». Неожиданно со стороны вышел Столетов.

– Где же это ты спустился? – удивился Векшин.

– А там вот, – Столетов неопределенно махнул рукой.

– Что же там, лучше?

– Малость лучше.

– А что же не сказал?

– Так Вы же не спрашивали.

Векшин разозлился.

– Ну, знаешь, если ты будешь себя так вести, мы быстро распрощаемся. Тоже ловкач. Нашел хороший спуск, а до других ему дела нет.

– Ну, что Вы, Илья Семенович, – заступилась за него Любовь Андреевна. – Он спустился, когда мы были уже внизу.

– Знаю я, когда он спустился, – проворчал Векшин, но спорить не стал.

Он только сказал, чтобы Столетов взял шлих, а сам, взяв второй лоток и лопату, поднялся по ручью метров двести и взял еще шлих. Порода была легкая, но забитая галечником.

Лопата звякала о него. Набрав лоток породы, Векшин опустил его в ручей и стал тихо покачивать. Он повторял это движение до тех пор, пока все несодержательные породы не смыло и на дне лотка не осталась густая черная жижица и галька.

Промывка породы лотком – «взятие» шлиха

Он откинул отшлифованные водой камушки и с черной жижицей в лотке вернулся к Столетову, который уже подсушивал свой шлих. Векшин так же осторожно слил жижицу в шламовый мешочек и подсушил его. Получилось то же, что и у Столетова, но только чище и больше. Он указал ему на недостатки и, пока Любовь Андреевна все еще была занята осмотром, занялся нанесением взятых за день шлихов на карту.

К вечеру работу почти закончили, оставалось только осмотреть противоположный берег. Но Чернушка пусть мелководная, а все-таки река.

– Перейдем вброд, – сказал Володя. Он снял сапоги, засучил брюки и первым полез в воду. Подняв над головой в одной руке сапоги, в другой ружье, он переходил реку. Брюки он все-таки подмочил и Надежда Николаевна сказала, что она, пожалуй, снимет свои лыжные штаны, чем потом ходить в мокрых.

– Если бы я был мужчина, я перенес бы Вас, – сказал солидным баском Валентин. Дружный хохот покрыл его слова. Валентин смутился, покраснел так, что даже веснушки на его лице стали неразличимыми и «исправился», сказав, что относится к Надежде Николаевне «как товарищ». Хохот усилился. Смеялась Надежда Николаевна, хохотал Векшин, улыбалась Любовь Андреевна и даже Столетов, до которого, видимо, не все «дошло» и то смеялся.

– Что вы там? – кричал с противоположного берега Володя.

Векшин только рукой махнул и полез в воду. Мелкая и на первый взгляд безобидная Чернушка содержала в себе такую холодную воду и несла ее с такой стремительностью, что с него сразу смыло весь смех. Осторожно нащупывая покрытое галькой, неверное дно Чернушки, он медленно продвигался сопротивляясь течению, которое валило с ног. На середине реки вода подобралась к засученным штанинам и также как у Володи подмочила их. Но вот река становится мельче, течение слабее и он на берегу рядом с Володей. Следом за ним вылезает Столетов, складывает два рюкзака и лоток и лезет обратно.

Брод

Через речку вброд

– Ты куда?

– Помочь надо, – говорит он и не смотрит в глаза.

– Проборка подействовала, – говорит Володя, когда Столетов уже опять выбрался на берег у обнажения, но Векшин чувствует, что в решении Столетова гораздо большую роль сыграла не его «проборка», а заступничество Любовь Андреевны. Не отвечая, он сделал вид, что целиком занят наблюдением за переправой. Тем временем мужская половина уже перебралась. Жаворонков, как самый маленький, снял брюки и переправился в трусах, замочив и их. Сейчас он скрылся в кустах и отжимает их. Столетов закончил второй рейс и груда вещей на этом берегу увеличилась еще. Женщины чего-то медлят с переправой. Векшин ждет, быть может им понадобится помощь, но Любовь Андреевна кричит: